Дачная мерзость

Начинается дачный сезон. Однако зря радуются сограждане. Некоторые ученые считают дачи архивредной плесенью на теле России, тормозящей развитие ее организма.

Доктор географических наук Борис РОДОМАН занимается очень интересным разделом своей науки, о существовании которого многие даже не подозревают – теоретической географией. В результате кропотливых исследований знатный ученый пришел к выводу о том, что институт дач является паразитическим образованием, которое только вредит родине.

Вряд ли, прознав про географа–теоретика, я бы отнесся серьезно к его воззрениям, если бы не одно обстоятельство. Примерно полгода назад один научно–популярный журнал опубликовал исследование–манифест, довольно аргументировано громящее русские дачи и сопутствующую им психологию, вредно влияющую на экономику страны и мешающую ее (страны) процветанию. Связавшись с редакцией и узнав, что опубликовал эту статью под псевдонимом один чиновник из Кремля немалой величины, я был заинтригован и попросил контактный телефон автора.

Несмотря на то, что чиновник явно выражал в статье личное мнение, однако на контакт со мной не пошел: «У нас в конторе этого не любят вообще–то, а слава мне не нужна, как вы поняли…» Отказался он и как–либо комментировать причины, побудившие написать антидачное эссе.

Я задумался. А через некоторое время, ознакомившись со взглядами доктора Родомана, понял, что в России родилась и набирается сил новая идеология, не имеющая пока собственного названия (может, конкурс объявить?). Уверен, адепты не заставят себя ждать: любая идеология всегда находит своих приверженцев. Наверняка к «антидачникам» примкнут в качестве союзников «зеленые». В общем, мы на пороге новых веяний… Понимаю, что своей публикацией ускоряю процесс, поскольку привлекаю внимание психологически неустойчивой богемы к еще не ставшей модной интеллектуальной новинке, но по–журналистски просто не смог удержаться, чтобы не побеседовать с идеологом нового движения, пока товарищ еще не забронзовел и вполне доступен.

— Борис Борисович Родоман, у вас самого–то дача есть?

— Нет, конечно! Это же противоречит моим убеждениям… Институт дач, кстати, зародился на Западе, если мне не изменяет память, в Германии. Вообще, все идеи приходят к нам с Запада. Включая саму русскую идею. И все претерпевают здесь какие–то патологические изменения.

А не люблю я дачи, в частности, за то, что они отняли у меня возможность совершать загородные променады без того, чтобы не натолкнуться на уродливые участки и строения где–нибудь в середине подмосковного леса. Причем, отняли совершенно бесплатно. Я не получил за свои неудобства никакой денежной компенсации. А ведь ландшафты у нас общие! Почему же их приватизируют и уродуют частные лица, не учитывая интересы других лиц?.. А если завтра кто–нибудь приватизирует атмосферу? И заставит меня платить за нее?.. Извольте, милейший, теперь зарабатывать себе деньги на дыхание. Я не вижу принципиальной разницы между атмосферой и ландшафтами — лесами и водами, ведь ни то, ни другое не создано трудом человека, а досталось нам от природы. Всем…

— Так, давайте не будем толкать здесь коммунистические идеи, а перейдем прямо к существу вопроса.

— Россия испокон веков была страной экстенсивного развития, итог каждого царствования оценивался у нас территориальными приобретениями. Много завоевали – хорошо, мало – плохо. А потом, отразившись от внешних естественных границ, волна экспансии пошла обратно, захватывая внутри страны землю с той же алчностью и относясь к ней той же дикостью, что и к чужой – в ХХ веке это обернулось дачной экспансией горожан. Причем, в самой уродливой форме.

До 1917 года в России никогда не использовались в сельском хозяйстве верховые болота – их не пахали, на них не селились. Не селились и на заливных лугах в поймах рек, там пасли скот. А с середины ХХ века именно неудобья стали раздавать под дачи — низины, овраги… А между тем, именно овраги, опушки, болотца, склоны были последними убежищами диких растений и некоторых видов животных, своего рода стихийными заповедниками, ведь вся остальная земля была к тому времени распахана и заселена. Так вот, советские колхозы и совхозы эти «бросовые» земли–заповедники отдавали под дачи. И получилось то, что получилось…

С точки зрения экологии желательно, чтобы застройка и пашня располагались компактно, а леса, луга, которые их разделяют, представляли из себя сплошную сеть. У нас наоборот – зеленый каркас пунктирен, а малоэтажная дачная застройка тянется сплошной сетью. Зеленые островки окружены длинными полосами застроек, которые тянутся вдоль пойм, оврагов, высоковольтных линий. Причем, поскольку при нарезке участков, никто не предусматривал мест под свалки, вокруг дачных участков возникли стихийные свалки. Географ Каганский подсчитал, что дачные поселки портят в 5—6 раз большую площадь, чем сами занимают. И если бы только это!

Верховые болота и сырые поляны, которые раздавали под дачные участки и иссушались дачниками, являются источниками мелких речек. А иссушение низин убивает истоки. Капиллярная сеть мелких рек и ручьев средней полосы просто исчезает… Теперь другая мода – выделять участки под дачи прямо в середине леса – вырубают круг и застраивают. В этом случае происходит другая беда – вырубаются высокие деревья, которые корнями высасывали из почвы много влаги, а потом эту влагу испаряли через листья в воздух. То есть работали как насосы и испарители. А после расчистки леса и его застройки, влага начинает выступать на поверхность, дачный поселок подтопляется, дачники роют дренажные канавы, в которые потом сливаются помои. Происходит массовое загрязнение и отравление грунтовых вод. Таким образом, вокруг крупных городов образуются мертвые круговые зоны.

У нас обыватели привыкли считать хищниками олигархов, которые за деньги готовы всю природу изничтожить. А на самом деле самыми страшными хищниками являются как раз обыватели – владельцы шести соток. Сейчас вокруг Москвы в радиусе примерно 100 км уничтожены редкие участки болот, лесов, лугов; ландыши и многие другие виды растений попали в Красную книгу. Среднерусские ландшафты, живописные места, воспетые писателями, поэтами, нарисованные художниками, практически уничтожены.

— Что ж делать, урбанизация… Зато в Сибири почти никто не живет.

— Это называется субурбанизация – обрастание городской агломерации полугородской застройкой. Вокруг «каменного города» стихийно возник деревянно–барачный, толевый город, похожий на нищенские кварталы в латинских странах — будущие трущобы ХХ1 века.

— Почему трущобы?

— Тенденция такова, что загородное сезонное жилье (дача) постепенно превращается в место постоянного проживания. Это случилось с Малаховкой, Салтыковкой… да с многими «стародачными» местами — там теперь живут круглый год.

Даже в неприспособленных сарайках на шести сотках пенсионеры умудряются проживать все лето, а повышение квартплаты, жилищно–коммунальная реформа могут вытолкнуть из города многих людей. Или, наоборот, привлечь мигрантов из других регионов и стран: снимать дачу дешевле, чем квартиру в городе. Вот почему я сказал о трущобах ХХ1 века.

— Но дачи – это не только поганые дощатые сараи на шести сотках, которые я тоже ненавижу. Многие люди строят вполне приличные дома, а некоторые так вообще дворцы! Они тратят на это деньги, давая работу строительной индустрии, производителям мебели и прочего–разного. Стремление обустроить дачу – двигатель экономики. Америку сделал автомобиль. А Россию сделает дача!

— Дача в том виде, в каком она существует в России сейчас, как раз тормозящий экономику фактор! Тут много причин… После того как советская власть десятилетиями не давала людям работать на себя, а потом разрешила садовые участки, они стали единственным местом, где человек чувствовал себя хозяином. Возник целый социальный феномен, сформировалась определенная психология — человек пять дней в неделю «отбывает срок» на работе, погруженный в мысли о том, как вечером в пятницу он поедет на дачу, где будет работать для себя. Он думает о том, где и как ему купить доски и удобрения, обсуждает с коллегами перспективы на урожай… Он только прикидывается служащим или рабочим. По большому счету это не горожанин, а «недоделанный» крестьянин, причем, архаичный, поскольку использует для своего сельскохозяйственного труда, как правило, только собственный ручной, примитивный труд. Этот человек кормится всю зиму запасами со своего огорода, ведя «полунатуральное» хозяйство. Выходные и воскресенья он проводит не отдыхая… И таких людей в стране большинство! Они с советско–дачной психологией шагнули в капитализм.

И это дурно, потому что подобный тип личности (доминантный в России) тяготеет к работе, которая не связана с полной самоотдачей и принятием решений. А подобный тип «дачной экономики» стимулирует неполную занятость, скрытую и открытую безработицу, неквалифицированный труд (сутки через трое — чтобы больше времени оставалось для дачи), ранний выход на пенсию. А что такое ранний выход на пенсию? Это сохранение в экономике вредных для здоровья производств — пока в обществе есть спрос на вредный труд, он будет существовать!.. Дача требует расширенного воспроизводства пенсионеров. Еще не старые люди стремятся заиметь инвалидность, чтобы получить право на бесплатный проезд по железной дороге на любимую дачу… А отсюда, кстати, возникает и иллюзия рентабельности продукта, выращенного на даче, иллюзия незряшности проведенного там времени. Большинство ведь наших пенсионеров и просто льготников не платит за транспорт. То есть страна сжигает невосполнимые топливные ресурсы для того, чтобы перевозить своих граждан на дачи, чтобы они занимались там кустарным выращиванием воспроизводимых ресурсов! Бред! Дача формирует дефективную экономику!
Рыночный капитализм предполагает конкурентность, специализацию, высокий профессионализм… То есть все то, в чем «дачная культура» с ее натуральным хозяйством не нуждается. Для рыночной экономики дача – социальная болезнь.

— Излечимая?

— Не знаю… Сложилась парадоксальная ситуация. Если раньше крестьяне бежали в города, то с середины ХХ века в России стихийно пошел обратный процесс – горожанин побежал в деревню. Может, это означает, что урбанизация в СССР была мнимой?..

Большие города еще ладно! А в мелких градообразующими функциями остались теперь только функции административные. Которые были заложены в планировки городов еще с екатерининских времен. Мелкие российские города превратились в огромные деревни, в которых огород отнесен на некоторое расстояние от пятиэтажки, где проживает крестьянин, который прикидывается рабочим…

— Я думаю, рост налогов на землю и недвижимость, рост цен на электроэнергию и вымирание льготников все расставит на свои места. Шестисоточные участки умрут, останутся только дворцы красного кирпича, шале, и коттеджи, где люди будут действительно отдыхать, а не корячиться.

— Коттеджная застройка создает не меньше проблем. У нас вот сейчас появились ландшафтные архитекторы, но владельцы коттеджей почему–то наивно полагают, что ландшафт – это то, что от дома до забора. А то, что за их забором та же свалка, господ не очень волнует. А если коттеджный поселок возник на месте бывшей деревни, то заброшенные колхозные поля превращаются в сорные джунгли – там активно начинает расти борщевик. Мусор человеческий и мусор природный – вот что окружает шале и коттеджи.

Кроме того, коттеджная застройка более дробная, и она не тянется вдоль железнодорожных направлений, а предполагает развитую сеть автодорог. При наших методах строительства каждая дорога с насыпью представляет собой водонепроницаемую дамбы. Сеть дорог разбивает местность на изолированные «ванны», где начинает застаиваться вода. Недаром в последние годы в пригородах идет активное подтопление домов: изменилась гидрология местности! В результате люди начинают активно топить летом, вода испаряется, а взамен подсасывается новая.

А если дорога, скажем, пришла от шоссе в лес к коттеджной группе, она позже с неизбежность пересечет лес пополам. Закономерности развития транспортной сети неопровержимо свидетельствуют, что если какая–либо транспортная линия во что–нибудь упирается, она рано или поздно обязательно пройдет дальше – до следующей дороги, в которую вольется. Причем, что интересно, коммуникации начинают жить своей жизнью. Сейчас в мире накоплен такой мощный строительный потенциал, что он начал жить как живой организм. И как все организмы, строительные фирмы и организации нуждаются в «пище» — в пространстве, которое могли бы пожирать. Они давно уже сами определяют, куда и что тянуть, строить.

Образование вокруг города коттеджных и дачных поселков резко подстегивает автомобилизацию. И это начинает отражаться на городе. Для того, чтобы человек, живущий под Наро–Фоминском за полчаса домчался до центра города и поставил машину на весь рабочий день, в Москве нужно будет сделать реконструкцию почище, чем при Кагановиче. Чтобы обеспечить нормальный подъезд автомобиля к офису и его пребывание там, нужно половину зданий внутри Садового кольца снести, а на их месте построить стоянки и многоэтажные гаражи! Только тогда к остальной половине домов сможет подъехать нужное число машин из пригорода.

Градостроители США давно уже, примерно полвека назад подсчитали, что этот путь, когда каждая семья хочет иметь свой дом за городом, а каждый член семьи – автомобиль… является тупиковым. Этот вариант осуществим только при предельной численности человечества равной 900 млн. человек. А нас несколько больше. Поэтому нам волей–неволей придется жить в городах. И не надо даже пытаться застраивать зеленые пригороды малоэтажкой, зелень большому городу еще понадобится для других целей – чтобы город мог дышать, накапливать питьевую воду…

— Вы рисуете дурные перспективы. Но ведь выбить дачу из головы русского человека невозможно. Что же делать?

— Уменьшить вред — сменить концентрическую агломерацию на линейно–узловую – застройка должна идти широкими полосами и пятнами вдоль уже существующей транспортной сети. Тогда в промежутках между лучами застройки сохранятся зеленые клинья лесов. Ни в коем случае нельзя распахивать или заселять болота, поймы рек, овраги, берега малых рек и ручьев! И нельзя делать, как сейчас, в центре леска вырубку под дачные участки.

Новые коттеджные поселки необходимо размещать в рамках уже существующих жилых массивов, ремонтируя и расширяя уже имеющиеся транспортные сети. Причем, природный ландшафт должен по оврагам и вдоль ручьев проникать внутрь территории застройки.

И еще нужно переходить на поезда. Они эффективнее машин. Все равно сейчас индивидуальный автомобиль современного горожанина де–факто все больше превращается в… вагон состава. Автомобильный транспорт мира давно стал подобием железных дорог. Автомобили идут по полосам движения очень плотно, как единый состав, только периодически разделяются светофорами на пачки. В Европе и Америке давно идут работы по автоматизации этих потоков. И, видимо, градостроители все–таки придут к мысли, что гораздо эффективнее автомобиля общественный сцепной транспорт, и тогда законодатели начнут потихоньку ущемлять права индивидуальных транспортовладельцев.

— А нет ли в вашей ненависти к чачам чего–то личного?

— У меня был один друг, который в советское время мечтал бежать за границу через Памир. Он не был диссидент, он просто хотел мир посмотреть. Закрепощенность советского человека его унижала и оскорбляла… И что вы думаете, делает сейчас этот человек? Успокоился на своей даче! Так его засосало!.. Дети ему подбрасывают по сотенке–другой долларов, он их тратит на дачу. Никуда он больше не хочет, никуда он больше не поедет. Даже в поход со мной не пойдет… Дачники никогда не ходят в туристические походы. А без походного туризма, я считаю, наша страна не имела бы военно–промышленного комплекса, не имела бы ракет и не была технически передовой державой.

— Почему?

— Так уж вышло… Кто такие все эти жители Фрязина, Черноголовки, тысяч других закрытых научных городков? Романтики, походники, байдарочники. У нас в стране был проведен уникальный эксперимент по концентрации романтиков в закрытых поселениях и лишению их собственности – тех же дач, – чтобы не омещанивались, а оставались такими же неуспокоенными. И вот эти романтики–походники–гитарники, которые целыми институтами выезжали в выходные на природу, которые в отпуска целыми лабораториями сплавлялись по рекам и разговаривали у костра про свои науки… вот они и создали ядерный щит, запустили Гагарина в космос.

Именно их образ жизни, образ жизни людей, которые существовали не для накопления, а ради интересной работы, определил лицо нашего ВПК. Ведь человек формируется в определенной среде. Среда дачников не может сформировать ученого–подвижника, а среда людей, ходящих в турпоходы, может, уверен.

— Завтра поеду, сожгу свою дачу…

Александр НИКОНОВ.